Почему фауст был взят на небо. Анализ произведения «Фауст» (Гёте). Другие сочинения по этому произведению

«Фауст» — это произведение, заявившее о своем величии после смерти автора и не утихающее с тех самых пор. Словосочетание «Гете – Фауст» настолько на слуху, что даже не увлекающийся литературой человек слышал о нем, может, даже не подозревая, кто кого написал – то ли Гете Фауста, то ли Фауст Гете. Однако философская драма — не только бесценное наследие писателя, но и одно из ярчайших явлений эпохи Просвещения.

«Фауст» не только дарит читателю завораживающий сюжет, мистику, и таинственность, но и поднимает важнейшие философские вопросы. Гете писал это произведение на протяжении шестидесяти лет своей жизни, а опубликована пьеса была уже после смерти писателя. История создания произведения интересна не только долгим сроком его написания. Уже название трагедии непрозрачно намекает на жившего в XVI веке лекаря Иоганна Фауста, который в силу своих достоинств обзавелся завистниками. Доктору приписывали сверхъестественные способности, якобы он может даже воскрешать людей из мертвых. Автор меняет сюжет, дополняет пьесу героями и событиями и, словно по красной дорожке, торжественно входит в историю мирового искусства.

Суть произведения

Драма открывается посвящением, после следуют два пролога и две части. Продажа душу дьяволу – сюжет на все времена, кроме того, любопытного читателя ждет еще и путешествие во времени.

В театральном прологе начинается спор между директором, актером и поэтом, и у каждого из них, по сути, своя правда. Директор пытается разъяснить творцу, что нет смысла создавать великое произведение, так как большинство зрителей не способно оценить его по достоинству, на что поэт упорно и возмущенно отвечает несогласием – он считает, что для творческого человека в первую очередь важен не вкус толпы, а идея самого творчества.

Перевернув страницу, мы видим, что Гете отправил нас на небо, где завязывается новый спор, только уже между чертом Мефистофелем и Богом. По мнению представителя тьмы, человек не достоин никаких похвал, и Бог разрешает проверить силы любимого творения в лице трудолюбивого Фауста, чтобы доказать черту обратное.

Следующие две части – попытка Мефистофеля выиграть спор, а именно дьявольские искушения одно за другим пойдут в ход: алкоголь и веселье, молодость и любовь, богатство и власть. Любое желание без всяких препятствий, пока Фауст не найдет, что именно достойно жизни и счастья и равноценно душе, которую дьявол обычно забирает за свои услуги.

Жанр

Сам Гете назвал свое произведение трагедией, а литературоведы – драматической поэмой, о чем также трудно спорить, ведь глубина образов и сила лиризма «Фауста» необычайно высокого уровня. Жанровая природа книги склоняется и в сторону пьесы, хотя на сцене могут быть поставлены лишь отдельные эпизоды. В драме так же присутствуют эпическое начало, лирические и трагические мотивы, поэтому ее сложно отнести к определенному жанру, но не будет ошибочным утверждать, что великий труд Гете – философская трагедия, поэма и пьеса в одном лице.

Главные герои и их характеристика

Фауст – главный герой трагедии Гете, выдающийся ученый и врач, познавший многие таинства наук, но все равно разочаровавшийся в жизни. Он не удовлетворен теми обрывочными и неполными сведениями, которыми владеет, и ему кажется, что уже ничего не поможет ему прийти к познанию высшего смысла бытия. Отчаявшийся персонаж даже задумывался о самоубийстве. Он заключает договор с посланцем темных сил для того, чтобы найти счастье – то, ради чего действительно стоит жить. Прежде всего, им управляют жажда знаний и свобода духа, поэтому он становится непростой задачей для черта.
«Частица силы, желавшей вечно зла, творившей лишь благое» — довольно противоречивый образ черта Мефистофеля. Средоточие злых сил, посланец ада, гений соблазна и антипод Фауста. Персонаж считает, что «достойно гибели все то, что существует», ведь он умеет манипулировать самым лучшим божественным творением через его многочисленные уязвимости, и все вроде бы указывает на то, как отрицательно читатель должен относиться к черту, но, черт возьми! Герой вызывает симпатию даже у Бога, что уж говорить о читающей публике. Гете создает не просто сатану, а остроумного, язвительного, проницательного и циничного трикстера, от которого так трудно отвести глаза.
Из действующих лиц так же можно отдельно выделить Маргариту (Гретхен). Юная, скромная, верующая в Бога простолюдинка, возлюбленная Фауста. Земная простая девушка, заплатившая за спасение своей души собственной жизнью. Главный герой влюбляется в Маргариту, но она – не смысл его жизни.

Темы

Произведение, содержащее соглашение трудолюбивого человека и черта, иными словами – сделку с дьяволом, дарит читателю не только захватывающий, полный приключений сюжет, но и актуальные темы для размышления. Мефистофель испытывает главного героя, даруя ему абсолютно иную жизнь, и теперь «книжного червя» Фауста ждут веселье, любовь и богатство. В обмен на земное блаженство тот отдает Мефистофелю душу, которая после смерти должна отправиться в ад.

Наиболее важная тема произведения – вечное противоборство добра и зла, где сторона зла, Мефистофель, пытается совратить доброго отчаявшегося Фауста.
После посвящения затаилась и тема творчества в театральном прологе. Позицию каждого из спорящих можно понять, ведь директор думает о вкусе публики, которая платит деньги, актер – о наиболее выгодной роли, чтобы понравиться толпе, а поэт – о творчестве в целом. Нетрудно догадаться, как искусство понимает Гете и на чьей стороне он стоит.
«Фауст» — настолько многогранное произведение, что здесь мы найдем даже тему эгоизма, которая не бросается в глаза, однако при обнаружении объясняет, почему персонаж не был удовлетворен знаниями. Герой просвещался лишь для себя, а не помогал народу, поэтому его накопленные годами сведения были бесполезны. Отсюда вытекает и тема относительности любого знания – то, что они непродуктивны без применения, разрешает вопрос, почему познание наук не привело Фауста к смыслу жизни.
Легко проходя через соблазнение вином и весельем, Фауст и не догадывается, что следующее испытание дастся намного труднее, ведь ему предстоит предаться неземному чувству. Встречая юную Маргариту на страницах произведения и видя безумную страсть Фауста к ней, мы разглядываем тему любви. Девушка привлекает главного героя чистотой и безупречным чувством правды, кроме того, она догадывается о натуре Мефистофеля. Любовь персонажей влечет за собою несчастья, и в темнице Гретхен раскаивается за свои грехи. Следующая встреча влюбленных ожидается только на небесах, но в объятиях Маргариты Фауст не просил повременить мгновенье, в противном случае произведение завершилось бы без второй части.
Присматриваясь к возлюбленной Фауста, отметим, что юная Гретхен вызывает симпатию у читателей, однако она виновна в смерти своей матери, которая не проснулась после сонного зелья. Так же по вине Маргариты умирают еще ее брат Валентин и внебрачный ребенок от Фауста, за что девушка оказывается в темнице. Она испытывает страдания от совершенных ею грехов. Фауст предлагает ей сбежать, но пленница просит его уйти, отдаваясь полностью своим мучениям и раскаянию. Так в трагедии поднимается еще одна тема – тема нравственного выбора. Гретхен предпочла смерть и Божий суд побегу с чертом, и тем самым спасла свою душу.
Великое наследие Гете таит в себе и философские полемические моменты. Во второй части мы вновь заглянем в кабинет Фауста, где усердный Вагнер работает над экспериментом, создавая человека искусственным путем. Сам образ Гомункула – уникальный, прячущий разгадку в его жизни и поисках. Он томится по реальному существованию в реальном мире, хотя ему известно то, что еще не может осознать Фауст. Замысел Гете добавить в пьесу такого неоднозначного персонажа, как Гомункул, раскрывается в представлении энтелехии, духа, каким он вступает в жизнь до всякого опыта.

Проблемы

Итак, Фауст получает второй шанс провести свою жизнь, уже не сидя у себя в кабинете. Немыслимо, но любое желание может вмиг исполниться, героя окружают такие соблазны дьявола, перед которыми довольно трудно устоять обычному человеку. Возможно ли остаться собой, когда все подчинено твоей воле, — главная интрига такой ситуации. Проблематика произведения кроется именно в ответе на вопрос, реально ли устоять на позициях добродетели, когда все, чего ты только желаешь, сбывается? Гете ставит Фауста нам в пример, ведь персонаж не позволяет Мефистофелю полностью овладеть своим разумом, а по-прежнему ищет смысл жизни, то, ради чего мгновенье может действительно повременить. Стремившийся к истине, добрый врач не только не превращается в часть злого демона, своего искусителя, но и не теряет своих самых положительных качеств.

Проблема поиска смысла жизни так же является актуальной в произведении Гете. Именно от кажущегося отсутствия истины Фауст и задумывается о самоубийстве, ведь его труды и достижения не принесли ему удовлетворения. Однако, проходя с Мефистофелем через все, что может стать целью жизни человека, герой все-таки познает истину. И так как произведение относится к , взгляд главного персонажа на окружающий мир совпадает с мировоззрением этой эпохи.
Если внимательно присмотреться к главному герою, то можно заметить, что трагедия поначалу не выпускает его из собственного кабинета, да и сам он не особо пытается из него выходить. В этой важной детали скрывается проблема трусости. Изучая науки, Фауст, будто боясь самой жизни, прятался от нее за книгами. Поэтому явление Мефистофеля важно не только спором между Богом и сатаной, но и для самого испытуемого. Черт выводит талантливого врача на улицу, окунает его в реальный мир, полный загадок и приключений, таким образом, персонаж перестает прятаться в страницах учебников и живет заново, по-настоящему.
Произведение так же представляет читателям отрицательный образ народа. Мефистофель еще в «Прологе на небе» говорит о том, что божье создание не ценит разум и ведет себя подобно скоту, поэтому он испытывает отвращение к людям. Господь в качестве обратного аргумента приводит Фауста, но с проблемой невежества толпы читатель все равно еще столкнется в кабачке, где собираются студенты. Мефистофель рассчитывает, что персонаж поддастся веселью, но тот, напротив, желает скорее удалиться.
Пьеса выводит в свет довольно противоречивых героев, и Валентин, брат Маргариты, так же является отличным примером. Он заступается за честь своей сестры, когда влезает в драку с ее «ухажерами», вскоре умирает от шпаги Фауста. Произведение раскрывает проблему чести и бесчестия как раз на примере Валентина и его сестры. Достойный поступок брата вызывает уважение, но тут довольно двояко: ведь умирая, он проклинает Гретхен, таким образом, предает ее всеобщему позору.

Смысл произведения

После долгих совместных с Мефистофелем приключений Фауст все-таки обретает смысл существования, представляя себе процветающую страну и свободный народ. Как только герой понимает, что в постоянном труде и способности жить ради других кроется истина, он произносит заветные слова «Мгновенье! О, как прекрасно ты, повремени» и умирает. После смерти Фауста ангелы спасли его душу от злых сил, награждая его неутолимое желание просвещаться и стойкость перед соблазнами демона во имя достижения своей цели. Идея произведения скрывается не только в направлении души главного героя в рай после соглашения с Мефистофелем, но и в реплике Фауста: «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой». Гете подчеркивает свою мысль тем, что благодаря преодолению преград ради пользы народа и саморазвитию Фауста, посланец ада проигрывает спор.

Чему учит?

Гете не только отражает идеалы просветительской эпохи в своем произведении, но и вдохновляет нас на раздумья о высоком предназначении человека. Фауст дает публике полезный урок: постоянное стремление к истине, познание наук и желание помогать народу спасают душу от ада даже после сделки с чертом. В реальном мире нет гарантии, что Мефистофель даст нам вдоволь поразвлечься прежде, чем мы осознаем великий смысл бытия, поэтому внимательный читатель должен мысленно пожать Фаусту руку, похвалив его за стойкость и поблагодарив за такую качественную подсказку.

Ошибка Гете: «Фауст»
(перевод Пастернака)

Я бы не сказал, что эта вещь – самое лучшее из того, что было создано немцами. И, тем не менее, в ней есть что-то такое, что заставляет задуматься, и отправиться в путь разгадывания заколдованного.
Произведение начинается с посвящения, но не оно представляет первейший интерес. Думается, что основной стержень всей драмы определен поэтом в «Прологе на небе», в котором дан разговор и спор между Богом и Мефистофелем (дьяволом). Бог как высший Абсолют полагает, что люди и вообще – все живое – стремятся к идеалам, в пределе – к Нему, и в качестве примера называет Фауста. Фауст нацелен на поиск чего-то важного, осмысленного, в конечном счете – на бытийную сферу, квинтэссенцией которой всегда выступает Бог. Мефистофель же так не считает и спорит с Богом: чертовская идея заключается в том, людям на земле живется нелегко, всех их ожидает смерть, и именно это их и беспокоит в первую очередь. А поскольку Господь признается Мефистофелю: «Из духов отрицанья ты всех мене / Бывал мне в тягость, плут и весельчак», то последнего следует распознавать не просто как спорщика с божественным мнением, а как того, кто является отрицанием, или лучше сказать – противоположностью по отношению ко всему, что являет собой Первый. Как мы уже упомянули, Бог представляет собой квинтэссенцию бытия. Всякий, стремящийся к Нему, устремлен к бытию, и обратно – всякий ищущий бытие рано или поздно придет к Богу. Тогда Мефистофель, будучи противоположностью всего этого, во всем должен призывать к противоположности бытия, т.е. к небытию, к ничто. Действительно, что же еще такое смерть живого созидающего разума (отсутствие «божьей искры»), которую он, по сути, проповедует, как не прелюдия ничто? Разве не так следует расценивать его слова в разговоре с Богом: «Я расскажу как люди бьются, маясь. / Божок вселенной, человек таков, / Каким и был он испокон веков. / Он лучше б жил чуть-чуть, не озари / Его ты божьей искрой изнутри / Он эту искру разумом зовет / И с этой искрой скот скотом живет»?
Выходит, спор между Господом и Мефистофелем – это спор между Тем, кто утверждает исходную, первичную важность бытия, и тем, кто на первое место ставит ничто. Что первичнее – бытие или небытие – вот в чем вопрос. Шекспировское «To be, or not to be, that is a question» разворачивается в полную силу.
Получив разрешение от Господа доказывать свою позицию, Мефистофель приходит к Фаусту и на его примере пытается провести свою линию. Все произведение, по сути, об этом – о попытке доказать Мефистофелем, что первичным, исходным началом всего служит ничто. И в зависимости от того, к каким методам он прибегает, трагедия делится на две части.
В первой, относительно короткой части, Мефистофель с помощью волшебного зелья, практически обманом насаждает Фаусту свою идею (заключающуюся в том, чтобы тот в кого-нибудь влюбился), а дальше ведет его к печальной развязке этой идеи.
Ситуация здесь видится следующей. Наряду с народными массами, живущими сиюминутными проблемами и настроениями (моментом «теперь»), живет ученый муж Фауст, стремящийся к познанию чего-то предельного, абсолютного. Пока они живут раздельно, ничего плохого не происходит, при этом Фауст вполне уважаем, а само население живет, и, в общем-то, горя не знает. Иными словами, если устремленность к предельной осмысленности, к бытию всего сущего, не смешивается с устремленностью к моменту «теперь», к сущему, то и то и другое оказывается на равных правах и одинаково устойчиво.
Но вот, через колдовское зелье, Фауст увлекается Маргаритой – девушкой из народа. Более того, он заражает ее своей любовью. Это можно понимать как внедрение в народ обманной и потому ложной (осуществленной через зелье) идеи, идеи вообще. На философском языке это означает, что бытие, исходящее от Фауста, прикоснувшись к сущему, т.е. к девушке из народа, к Маргарите, оставило на нем свой отпечаток: в простом сущем возникла идея. В итоге это привело к гибели не только Маргариты, но и ее матери, брата и сына. Возникает ощущение, что Фауст своей «любовью» извел чуть ли не весь простой народ. Иными словами, получается, что прикосновение бытия к сущему уничтожает сущее, переводит его в разряд несуществующего, ничто. Именно этот результат и нужен был Мефистофелю. Это он так все подстроил и организовал, чтобы сложилось ложное впечатление о том, что будто бы осмысленность, бытийная наполненность однозначно приводит существующее к смерти, к ничто. Однако в последний момент его план провалился, поскольку Маргарита отказалась от услуг Фауста, а на деле – Мефистофеля, и не убежала из тюрьмы. Она предпочла смерть вечному ощущению себя преступницей. Оказалось, что идея своей чести для нее выше идеи дьявольской любви, и если последняя идея и вправду лишь разрушает, то первая идея, в конечном счете – идея божественных заповедей, а значит – и идея Бога, оказывается настолько сильной и важной, что с ней не может справиться никакой дьявол, в каком бы обличии он не представал перед нами. Маргарита на первое место поставила не жизнеотрицающую идею о своем эгоизме (стремление сохранить свою жизнь) и первичности ничто, а положительную идею о первичности общественных норм морали, наполненных божественным Абсолютом бытия, чем и спасла свою душу от адовых мучений («Спасена!»). Иными словами, Мефистофель руками Фауста хотел показать, что бытийная наполненность сущего переводит его в разряд ничто, так что стремиться к бытию не имеет смысла, а имеет смысл сразу, без бытийного посредничества, направляться к ничто. Но у него ничего не получилось, поскольку сущее, впитав жизненное бытие, им (бытием) и становится.
Однако дьявол, несмотря на свою хитрость и изворотливость, не понял это. Он решил (можно думать, что он так решил), что его неудача связана с неправильной тактикой, к которой он прибег: заколдовать Фауста, а все окружающее оставить нетронутым с тем, чтобы измененный Фауст способствовал его уничтожению (умерщвлению, движению в ничто). Поэтому в дальнейшем он стал действовать по иной схеме: Фауста оставил в покое, а заколдовал все остальное вокруг. Что из этого вышло – описано во второй части произведения.
А что же вышло? Если рассуждать здраво, то движущийся к ничто конечным результатом ничто и получит.
Действительно, в первом акте второй части Мефистофель учиняет фантосмогорический карнавал, где рекой льются иллюзорные золотые монеты, появляются фантомы прекрасных Елены и Париса, и вообще – все дышит необычностью, волшебством. Мефистофель явно задумал, чтобы люди забылись в этой прекрасной сказке, устремились к нему всем своим существом и забыли о реальной жизни, полной проблем. И у него эта задумка почти что получилась. А если бы она и вправду получилась, то оказалось бы, что люди устремляются к неимеющему реального содержания, к своему чистому представлению, к тому, чего на самом деле нет в реальности, т.е. – к реальному ничто. И вот тогда черт победил бы Бога. Но Фауст разрушил всю эту комбинацию. Он, в порыве человеческой и такой естественной страсти, дотронулся до Елены, в результате чего и ее фантом, и все другие фантомы оказались обнаруженными в своей ирреальности, взорвались. Благодаря человеческому естеству (порыву страсти), созданной, очевидно, божественным волением, обман раскрылся, нереальность, выдающая себя за реальность, исчезла, и перед Мефистофелем опять возникла за-дача доказать свою правоту перед Богом.
На этот раз он прибегнул к созданию совершенно удивительного существа – Гомункула, представляющего собой огонь в форме человечка внутри стеклянной колбы. Формально, конечно, этот Гомункул создал некий Вагнер – ученик Фауста, но его старания увенчались успехом лишь при появлении Мефистофеля. Очевидно, это – его колдовство, не зря ведь «человечек» назвал его своим кумом. Звание крестного отца дается не случайно.
Что же представляет собой этот Гомункул? Вагнер про него говорит, что он искусственно созданный мыслитель, а про себя тот говорит: «Пока я есть, я должен делать что-то», при этом он способен видеть незримое (описывает видения Фауста, когда тот лежал в забытьи). Иными словами, все указывает на то, что существо в кубышке символизирует сознание как таковое, как бы позднее выразился Гуссерль – трансцедентальную субъективность, которая а) активна, покуда она есть, б) мыслит, в) в мышлении проникает в любые закоулки вселенной. Получается, что Мефистофель на этот раз взял себе в помощники сознание, ограниченное определенными рамками (колба означает рамки, очевидно, в соответствии с весьма популярным при жизни Гете учением Канта). Задача сознания заключается в движении по цепочке теза – антитеза – синтез, в отождествлении противоположностей, в результате чего бытие имеет шанс перестать отличаться от небытия, так что стремление к первому может оказаться неотличимым от стремле-ния ко второму, и поэтому может быть заменено им. В результате Мефистофель, если бы его новый проект удался, хотя и не получил бы окончательного выигрыша в затеянном споре с Богом, но, по крайней мере, получил бы карт-бланш своей позиции, очень важной для него после двух явных неудач (с Маргаритой и с пиром во дворце).
И вот Гомункул пускается в исполнение своей миссии. Внешне это выглядит как его устремленность к полному очеловечиванию: нематериальное сознание хочет материализоваться; то, чего нет (ведь Гомункул – это Фихтевское чистое Я, которое не есть сущее, не существует) желает стать тем, что есть. Пройдя через разные истории, поучаствовав в споре с философами Анаксагором и Фалесом (хороший способ показать свою принадлежность к сфере мысли), он разбивает свою колбу о вполне материальный трон (колесницу?) Галатеи и истекает весь в океан. Тем самым он перестает быть собой, вообще перестает быть, а все его бытие перевоплощается в чудесный свет воды: Сирены замечают, что море начало играть разнообразными огнями. Получается, что все попытки материализоваться нематериальному разбиваются о жестокую реальность. Результатом этих попыток оказывается не то, что Гомункул-сознание очеловечился в буквальном смысле, не то, что сознание отождествилось с человеком и преобразилось в его плоть, а то, что этот Гомункул изменил отношение окружающих (в частности, Сирен) к тому предмету, на что излилась вся его сущность: окружающие увидели в знакомом море новые свойства, которых, очевидно, ранее не замечали (оно стало казаться им переливающимся разными огнями и цветами).
Мефистофель допустил, что если небытие и сущее являются антитезами бытию, то они должны совпадать по смыслу, так что для получения тождества бытия и небытия достаточно показать совпадение бытия и сущего, которое происходит в момент осознания себя существующим. В этот момент еще нет понимания себя как существующего, но уже есть факт схватывания себя таковым. Но чтобы это стало возможным, необходима ссылка на свою субстанциональность, которой нет в идеальном духе (чистое Я – это то, что не есть), следовательно, возникает потребность в материальной оболочке для Гомункула, в которой бы происходило отожествление идеального бытия и материального сущего в момент «теперь». Однако оказалось, что даже в этот момент «теперь», когда все чувства обострены до предела, а активность субъекта испытывает некий максимум, сознание после потери своих границ (колбы) перестает быть собой, так что автоматически теряется смысл очеловечивания того, что потеряло свое бытие. Проект по искусственному (осознанно-логическому), не природному, созданию условий для отожествления бытия и сущего явно провалился. Выходит, что Мефистофель в этой истории просчитался, поскольку посчитал возможным искусственно отожествить бытие и сущее. Это отожествление происходит только в живой, осознающей себя плоти человека в самый момент переживания себя, а все стремления к этому состоянию всегда бесконечно далеки от него. К моменту «теперь» бессмысленно стремиться, его следует лишь переживать.
Несмотря на неудачи, Мефистофель не сдается. В третьем акте второй части он придумал новую хитрость – поженить Фауста и Елену. Здесь мы имеем следующее. Фауст – человек и потому ограничен – с одной стороны, а с другой – он устремлен к бытию не только по причине того, что является ученым. Кроме этого, устремленность к бытию возможна лишь в ситуации неполной, ограниченной приобщенности к нему. Такое стремление может обозначать лишь тот, в ком уже имеется бытийная наполненность, но уровень этой наполненности недостает до желаемого предела. Именно такая ситуация имеет место у Фауста, что и заставляет его осуществлять все свои искания. Поэтому в данном месте произведения он предстает как символ такой ограниченности, которая своим существом указывает на бытие. Елене же во всем противоположна Фаусту. Она – бессмертная языческая богиня, не имеющая сущностных границ своего существования. Она, очевидно, уподобляется небытию, которое не имеет границ, не имеет характеристик.
После женитьбы у них появился сын, который, повзрослев, стал проявлять свойства не Елены, но Фауста – он стал стремиться то к победам, то еще к чему-то. Важно, что в нем проявилось свойство устремленности, отсутствующее у его матери, которая лишь покоряется обстоятельствам, плывет по течению потока событий. В результате, в очередном порыве в «ширь беспредельную», он бросается со скалы и разбивается. Юноша оказался человеком, как и его отец. Он умер, «божья искра сожгла его».
Синтез бытия и ничто порождает бытие. Это дает потенциал для тотального распространения бытия и вытеснения им всего, уничтожения небытия. В противном случае, если бы юноша не разбился и выжил, он уподобился бы своей бессмертной матери, отсылающей всем своим существом к небытию. Тогда именно оно заполонило бы собой все вокруг, не оставив место для бытия. Но Гете решил иначе. Он утвердил бесконечную важность бытия и ничтожность ничто. Божественность Единого опять возобладала над дьявольщиной. Это само естество жизни победило изворотливую хитрость.
Спекулятивный ум не удержать, и Мефистофель, порождающий умозрительную спекуляцию, направленную, как это ни парадоксально, против самой себя, снова, в последний раз, организовывает события. Только теперь он не жестко направляет совершающееся, а пытается подстроиться под имеющееся, так сказать – скорректировать естественным образом протекающую череду вещей. Конечно, в определенной степени эта череда обусловлена им самим в недавнем прошлом, когда он учинил гипнотический бал и путем обмана получил от императора разрешение на размножение ничем не подкрепленных бумажных денег. В результате этого в стране усилился развал, междоусобица и проч. Тем не менее, предыдущее коварство черта было направлено не на развал государства, а на получение иллюзии того, что блеф, ничто выше реальности, наполненной проблемами. Тогда у него ничего не вышло – ему помешал Фауст, свободный во второй части произведения от его колдовства и потому действующий сам по себе. Теперь же, после третьего акта трагедии, Мефистофель воспользовался предыдущими «наработками»: услышав, что Фауст решил отвоевать не-много суши у океана, он решил использовать эту глупость, для чего посоветовал помочь императору в готовящейся войне с теми, кому надоел развал в государстве и кто хотел порядка и естественного, а не мифического процветания. Войну Фауст с Мефистофелем, понятное дело, выиграли, чем усилили хаос и ослабили страну: император был вынужден расплачиваться землями и деньгами со своими слугами и с духовенством. Фауст тоже получил свой кусок берега, омываемый океаном. Это и надо было Мефистофелю, поскольку, как он надеялся (можно так предположить), Фауст своим бестолковым, никчемным делом лучше всего сможет показать самому себе бессмысленность каких-либо осмысленных устремлений. Тем самым он обнулит осмысленность бытийных поисков до ничтожного состояния, переведет их в небытие. Следовательно, их совместный контракт, заключенный в начале произведения, завершится, а спор с Божеством кончится победой Мефистофеля.
С самого начала осуществления этого последнего рывка для Мефистофеля все шло как нельзя лучше. В пятом акте мы видим, что Фауст вполне реализует свои желания. Как он признается в четвертом акте: «Не в славе суть. Мои желанья – / Власть, собственность, преобладанье. / Мое стремленье – дело, труд». И вот он учиняет строительство на своем берегу, воздвигает дворец, сады, отвоевывает у океана сушу с тем, чтобы потомки вечно поддерживали эту искусственную иллюзию благополучия. При этом люди опять страдают от всей этой деятельности. Что называется, лес рубят – щепки летят. Такими «щепками» оказываются обычные люди – добрые и безобидные старики и их гость, которых умертвили слуги Мефистофеля, подыгрывающего Фаусту. После этого спрашивается, кому нужны все эти стремления, если от них проистекают одни только беды? Наш герой, узнавший о смерти стариков, в отчаянии восклицает в адрес слуг Мефистофеля: «Я мену предлагал со мной, / А не насилье, не разбой. / За глухоту к моим словам / Проклятье вам, проклятье вам!». Здесь к нему приходит понимание того, что замыслив что-то, следует учитывать, что твои действия вовлекают в оборот другие силы, у которых намерения могут быть отнюдь не благостные, что это обстоятельство следует учитывать точно также, как и свои собственные усилия, а, не учтя это, легко впасть в ошибку даже при самых честных и добрых намерениях. Конечно, он уже совсем близок к тому, чтобы признаться самому себе в отрицательном характере своей активности, т.е. он приблизился к отрицанию ценности своих стремлений, к отказу от бытия. Это почти что победа Мефистофеля, и дух под названием Забота – явно чертовского подчинения – осуществляет первый шаг по завладению души Фауста – ослепляет его, лишает способности видеть реальность, погружает в область представлений и фантазий. Тем не менее, Фауст еще сопротивляется, в нем остается устремленность улучшать жизнь людей, он мечтает об их свободе: «Народ свободный на земле / Увидеть я б хотел такие дни». Что ж, благородно, только пораньше бы он пришел к этому – поменьше было бы смертей и несчастий, исходивших от него. А так, сколько бед он натворил – вспомнить больно: и семья Маргариты, и усилившийся развал в государстве с последующими (надо думать) междоусобицами, и масса загубленных жизней при строительстве дамбы – все висит на нем тяжким грузом. Как пел Высоцкий: «Ни сбросить, ни продать». Кто с чертом поведется, тот того и наберется. Вот Фауст и набрался жизнеотрицания, так что его последняя реплика о народной свободе – не более чем миг прозрения в предсмертных судорогах. Он стал хвататься за этот миг в надежде, что прошлое ему проститься: «Мгновение! / О, как прекрасно ты, повремени! / Воплощены следы моих борений, / И не сотрутся никогда они», и далее: «И, это торжество предвосхищая, / Я высший миг сейчас переживаю». Высший миг чего? Того, что перед ним предстали все его злодеяния? Или того, что он испытывает наслаждение от ощущения власти не только над теми людьми, которые сейчас, при его жизни, вынуждены нести непомерные расходы по обслуживанию его глупой прихоти – дамбы, но и над последующими многими поколениями, которым уже уготована аналогичная печальная участь? Конечно, нет. Просто Фауст переместил всю свою жизнь в миг переживаний, в момент «теперь», забыв о всех своих прежних «подвигах». Но вот именно це-плянием за миг он сам себя и столкнул в ту могилу, которую ему уже подготовил Мефистофель с помощью духов-лемуров.
Почему же так? Обычно это место произведения трактуют таким образом, что раз Фауст признается о высшем миге, то ему уже становится некуда и незачем стремиться, а раз так, то Мефистофель счел возможным посчитать, что его договор с Фаустом полностью исполнен. Не имея ничего против этой мысли, необходимо ее дополнить следующими соображениями.
Дело в том, что в философском плане вся трагедия представляет собой в разных ракурсах рассуждение о глубинных онтологических вопросах, имеющих теснейшую связь с тем, что называется «онтологической дифференцией» (выражение Хайдеггера). Полагая ничто первичным, а бытие вторичным, Мефистофель постоянно проводил линию по отождествлению ничто и сущего как в равной степени отличных от бытия форм. Тем самым он пытался ввергнуть сущее в ничто, уничтожить его, подвести к иллюзорности всего того, что существует. А поскольку бытие есть некая сфера смысла некоторого сущего, то Мефистофель, в конечном счете, пытался лишить бытие смысла, т.е. лишить его самого себя. Победа черта означало бы, что бытие оказывается неотличимым от ничто и, следовательно, ничто выходило бы той тотальностью, к которой и следует стремиться, минуя посредничество бытия. Так вот, возвращаясь к коронной фразе Фауста «Мгновенье! О как прекрасно ты, повремени!», необходимо отметить, что в ней выражается признание им неотличимости бытия и сущего: сущее ощущается в момент «теперь», но не осмысливается. Сущее переживаемо, не более того. А когда утверждается «мгновение...прекрасно», то дается оценка моменту «теперь», т.е. оно обволакивается смысловой оболочкой. В результате, бытие перестает отличаться от сущего, т.е. от того, что просто существует без акта осмысленности. Бытие теряет смысл, обнуляется. И раз Фауст к этому пришел, то он фактически согласился с бессмысленностью бытия, с первичностью небытия.
Мефистофель выиграл! Он выиграл по существу. Вся структура произведения была направлена на выяснение того, что же первичнее – бытие или небытие. И в конце у Гете выходит, что именно небытие лежит в начале всего.
Однако поэт, видимо, застеснявшись полученного результата, и находясь в каких-то глубинных противоречиях между своим умом и своими эмоциями, волею художника вырвал душу Фауста из пасти дьявола, и отправил его к Богу. Якобы, тот всю жизнь к чему-то стремился (к бытию) и поэтому достоин вечной райской жизни. Это явный поклон в сторону светской власти, к которой поэт сам и принадлежал.
Действительно, власти многочисленных образований Германии той поры, да и не только Германии, и не только той поры, учиняли разбой по отношению к своему народу или к другим народам. Возможно, Гете решил оправдать этот бандитизм: мол, раз кто-то стремился к чему-то, то, независимо от методов достижения целей, «герой» достоин оправдания. Так можно оправдать любую тиранию, и даже нацизм: ведь стремился же Гитлер к величию немцев, значит, ему прощаются все его преступления. В общем, бред какой-то. Самое интересное, что этот бред поддерживают многие критики, находя в этом некий «философский» смысл; будто бы Гете хотел сказать, что созидание возможно лишь через разрушение и проч. Однако стоит повторить, что такое окончание совершенно противоречит всей смысловой выстроенности произведения. «Фауст» оказывается сущностно несбалансированным, что и не позволяет мне отнести его к шедеврам человеческой страсти. Будь Гете последовательным, он либо сделал Фауста добрее (а заодно и умнее) и этим приблизил бы его к божественной правде, либо, если уж ему так хотелось, остановился бы на победе Мефистофеля и отправил Фауста в преисподнюю за все те злодеяния, которые он натворил за время своих «поисков» – будь они неладны.
Фактически трагедия «Фауст» являет собой не похождение смекалистого доктора Фауста из народных сказаний Германии, а глобальный проект Мефистофеля по доказательству своей силы. Именно черт играет главную роль в тех или иных сюжетах, а Фауст оказывается в подчиненном положении. Долгое время его спасало то, что черт – не Бог, и не обладает бесконечной силой, не может заколдовать все вокруг, подстроив Мир под свои запросы. Дьявол слабее Бога изначально, так что ему приходиться изворачиваться, довольствоваться тем, что он может изменить по своему усмотрению только часть Мира – то одного Фауста, то все остальное вокруг, кроме Фауста. И тем удивительнее фактический результат, к которому подошла трагедия: слабый черт победил (по существу, по структуре сказанного) сильного Бога. Не об этом ли скрыто мечтал Гете?

Фауст – фигура в мировой культуре величайшая, если кто и может с ним сравниться, то, пожалуй, только Одиссей-Улисс. В терминологии Шпенглера и вовсе именем Фауста названа вся западноевропейская культура, господствующая в определённый период развития человечества. У Гёте знаменитая легенда получила наиболее совершенное художественное выражение и невероятную масштабность. Низко склоняясь перед поэтическим гением Гёте, обратим внимание лишь на один, но может быть, самый важный момент трагедии: в чём, по мнению Гёте, заключается «тайна жизни» и почему Фауст, остановивший мгновение, всё-таки спасён - ведь в классических вариантах легенды, и в интерпретации многих других поэтов, писателей и музыкантов, Фауст обычно несёт наказание за сделку со Злом, пусть и стремления его, да и сам герой, вызывают сочувствие и понимание. Но сначала надо в общих чертах представить себе, кто же такой Фауст.В глобальном смысле Фауст – «великий символ подлинной изобретательской культуры». С него начинается эпоха естествознания, «этот ведущийся с пристрастием допрос природы при помощи рычагов и винтов, результатом чего являются простирающиеся перед нашим взором равнины, уставленные фабричными трубами и копрами шахт». Естествознание в свою очередь в сочетании с гуманитарным познанием направлено на постижение целостного мира, когда развитие живой и неживой природы и история человечества рассматриваются вместе как этапы эволюции единого мирового организма. Подчинение человеческому разуму сил природы – таков «манифест» Фауста в финале трагедии, «моё стремленье – дело, труд», прогресс ради будущего свободного человечества. Но не стоит забывать, что компаньон в этом «деле» у Фауста чёрт и не значит ли это, что в плане духовном путь этот ведёт совсем «не туда»… (Позже, в XX веке начнут говорить об одномерных людях, ставших рабами своих машин, и выражать сомнения в реальности и благих целях прогресса)…Тут a propos возникает вопрос, а зачем Фаусту в его поисках «верного пути» нужен договор с чёртом? Этому можно дать просто объяснение: как известно, Гёте работал над трагедией много лет, и нетрудно заметить, что «Фауст» - произведение очень неоднородное, составленное из кусков, написанных в разное время, и художественно неоконченное, поэтому не стоит удивляться нередким противоречиям. Фауст первой части заключает сделку с дьяволом потому, что он, университетский профессор критического возраста, скучающий, разочарованный в науке и себе, пребывающий в депрессии, как сказали бы сейчас; всё, что ему требуется – молодость и развлечения, «здесь и сейчас». Фауст второй части – словно совершенно другой персонаж (несоответствие между героем, получившим вечную молодость в начале книги, и глубоким старцем в конце только подтверждает это отличие).Но вернёмся к основной проблеме: почему Фауст оказывается всё-таки спасённым. Не потому ли, что мгновение в действительности не останавливалось? Фауст второй части предстаёт перед нами как символ человеческих возможностей и дерзаний, образ созидательной мощи человеческой воли. Как пишет Шпенглер, «в отличие от человека античного фаустовский человек считает, что он призван не завершать свою жизнь как что-то замкнутое в самом себе, но продолжать ту жизнь, что началась задолго до него и оканчивается много после». Именно поэтому, благодаря своей вечной человеческой сущности, Фауст и способен победить дух отрицания и обрести вечное блаженство.

June 29th, 2015

Иоганн Вольфганг Гёте. Иллюстрации Сиверцева и Эжена Делакруа.

В трагедии И.В. Гёте «Фауст» проблематика «небес, земли и ада» развивается в «Прологе на небе» — где действуют Господь, архангелы и Мефистофель, Архангелы, поющие славу деяниям Бога, умолкают при появлении Мефистофеля, который с первой же реплики — «К тебе попал я, Боже, на прием…» — словно завораживает своим скептическим обаянием. В разговоре впервые звучит имя Фауста, которого Бог приводит в пример как своего верного и усердного раба. Мефистофель соглашается, что «этот
эскулап» «и рвётся в бой, и любит брать преграды, и видит цель, манящую вдали, и требует у неба звёзд в награду и лучших наслаждений у земли», — отмечая противоречивую двойственную натуру учёного.

Мефистофель над Виттенбергом

Бог разрешает Мефистофелю подвергнуть Фауста любым искушениям, низвести его в любую бездну, веря, что чутье выведет Фауста из тупика. Мефистофель, как истинный дух отрицания, принимает спор, обещая заставить Фауста пресмыкаться и «жрать […] прах от башмака». Грандиозная по масштабу борьба добра и зла, великого и ничтожного, возвышенного и низменного начинается.

Тот, о ком заключён этот спор, проводит ночь без сна в тесной готической комнате со сводчатым потолком. В этой рабочей келье за долгие годы упорного труда Фауст постиг всю земную премудрость. Затем он дерзнул посягнуть на тайны сверхъестественных явлений, обратился к магии и алхимии. Однако вместо удовлетворения на склоне лет он чувствует лишь душевную пустоту и боль от тщеты содеянного. «Я богословьем овладел, над философией корпел, юриспруденцию долбил и медицину изучил. Однако я при этом всем был и остался дураком» — так начинает он свой первый монолог.
Необыкновенный по силе и глубине ум Фауста отмечен бесстрашием перед истиной. Он не обольщается иллюзиями и потому с беспощадностью видит,

сколь ограниченны возможности знания, как несоизмеримы загадки мирозданья и природы с плодами научного опыта. Когда Вагнер в самонадеянной глупости изрекает, что человек дорос до того, чтоб знать ответ на все свои загадки, раздражённый Фауст прекращает беседу. Оставшись один, учёный вновь погружается в состояние мрачной безысходности.

Иллюстрация А.Н. Сиверцева к трагедии И.В. Гёте "Фауст"

Горечь от осознания того, что жизнь прошла в прахе пустых занятий, среди книжных полок, склянок и реторт, приводит Фауста к страшному решению — он готовится выпить яд, чтобы покончить с земной долей и слиться со вселенной. Но в тот миг, когда он подносит к губам отравленный бокал, раздаются колокольный звон и хоровое пение. Идёт ночь Святой Пасхи, Благовест спасает Фауста от самоубийства. «Я возвращён земле, благодаренье за это вам, святые песнопенья!»

Фауст, Мефистофель и барбет

На прогулке к ним прибивается чёрный пудель, которого Фауст затем приводит к себе домой. Стремясь побороть безволье и упадок духа, овладевшие им, герой принимается за перевод Нового Завета. Отвергая несколько вариантов начальной строки, он останавливается на толковании греческого «логос» как «дело», а не «слово», убеждаясь: «В начале было дело», — стих гласит. Однако собака отвлекает его от занятий.

Мефистофель является Фаусту

И наконец она оборачивается Мефистофелем, который в первый раз предстаёт Фаусту в одежде странствующего студента. На настороженный вопрос хозяина об имени гость отвечает, что он «часть силы той, что без числа творит добро, всему желая зла». Новый собеседник, в отличие от унылого Вагнера, ровня Фаусту по уму и силе
прозрения. Гость снисходительно и едко посмеивается над слабостями человеческой природы, над людским уделом, словно проникая в самую сердцевину терзаний Фауста. Заинтриговав учёного и воспользовавшись его дремотой, Мефистофель исчезает.

Мефистофель встречает студента. Мефистофель в кабачке, где пируют студенты

В следующий раз он появляется нарядно одетым и сразу предлагает Фаусту рассеять тоску. Он уговаривает старого отшельника облачиться в яркое платье и в этой «одежде, свойственной повесам, изведать после долгого поста, что означает жизни полнота». Если предложенное наслаждение захватит Фауста настолько, что он попросит остановить мгновенье, то он станет добычей Мефистофеля, его рабом. Они скрепляют сделку кровью и отправляются в странствия — прямо по воздуху, на широком плаще Мефистофеля…

Какие же соблазны приготовил бесстрашному экспериментатору его хромоногий компаньон?

Маргарита и прялка

Вот первое искушение. Она зовётся Маргарита, или Гретхен, ей идет пятнадцатый год, и она чиста и невинна, как дитя. Она выросла в убогом городке, где у колодца кумушки судачат обо всех и все. Они с матерью похоронили отца. Брат служит в армии, а младшая сестрёнка, которую Гретхен вынянчила, недавно умерла. В доме нет служанки, поэтому все домашние и садовые дела на её плечах. «Зато как сладок съеденный кусок, как дорог отдых и как сон глубок!» Эту вот бесхитростную душу суждено было смутить премудрому Фаусту. Встретив девушку на улице, он вспыхнул к ней безумной страстью.

Сводник-дьявол немедленно предложил свои услуги — и вот уже Маргарита отвечает Фаусту столь же пламенной любовью. Мефистофель подначивает Фауста довести дело до конца, и тот не может противиться этому. Он встречается с Маргаритой в саду. Можно лишь догадываться, какой вихрь бушует в её груди, как безмерно её чувство, если она — до того сама праведность, кротость и послушание — не просто отдаётся Фаусту, но и усыпляет строгую мать по его совету, чтобы та не помешала свиданиям.

Мефистофель, соблазняющий Марту

Почему так влечёт Фауста именно эта простолюдинка, наивная, юная и неискушённая? Может быть, с ней он обретает ощущение земной красоты, добра и истины, к которому прежде стремился? При всей своей неопытности Маргарита наделена душевной зоркостью и безупречным чувством правды. Она сразу различает в Мефистофеле посланца зла и томится в его обществе. «О, чуткость ангельских догадок!» — роняет Фауст.

Любовь дарит им ослепительное блаженство, но она же вызывает цепь несчастий. Случайно брат Маргариты Валантен, проходя мимо её окна, столкнулся с парой «ухажеров» и немедленно бросился драться с ними. Мефистофель не отступил и обнажил шпагу. По знаку дьявола Фауст тоже ввязался в этот бой и заколол брата возлюбленной.

Дуэль Фауста и Валантена

Умирая, Валантен проклял сестру-гуляку, предав её всеобщему позору. Фауст не сразу узнал о дальнейших её бедах. Он бежал от расплаты за убийство, поспешив из города вслед за своим вожатым. А что же Маргарита? Оказывается, она своими руками невольно умертвила мать, потому что та однажды не проснулась после сонного зелья. Позже она родила дочку — и утопила её в реке, спасаясь от мирского гнева. Кара не миновала её — брошенная возлюбленная, заклеймённая как блудница и убийца, она заточена в тюрьму и в колодках ожидает казни.
Её любимый далеко. Нет, не в её объятиях он попросил мгновенье повременить. Сейчас вместе с неотлучным Мефистофелем он мчится не куда-нибудь, а на сам Брокен, — на этой горе в Вальпургиеву ночь начинается шабаш ведьм. Вокруг героя царит истинная вакханалия — мимо проносятся ведьмы, перекликаются бесы, кикиморы и черти, все объято разгулом, дразнящей стихией порока и блуда. Фауст не испытывает страха перед кишащей повсюду нечистью, которая являет себя во всем многоголосом откровении бесстыдства. Это захватывающий дух бал сатаны. И вот уже Фауст выбирает здесь красотку помоложе, с которой пускается в пляс. Он оставляет её лишь тогда, когда из её рта неожиданно выпрыгивает розовая мышь. «Благодари, что мышка не сера, и не горюй об этом так глубоко», — снисходительно замечает на его жалобу Мефистофель.

Однако Фауст не слушает его. В одной из теней он угадывает Маргариту. Он видит её заточенной в темнице, со страшным кровавым рубцом на шее, и холодеет. Бросаясь к дьяволу, он требует спасти девушку. Тот возражает: разве не сам Фауст явился её соблазнителем и палачом? Герой не желает медлить. Мефистофель обещает ему наконец усыпить стражников и проникнуть в тюрьму. Вскочив на коней, двое заговорщиков несутся назад в город. Их сопровождают ведьмы, чующие скорую смерть на эшафоте.
Последнее свидание Фауста и Маргариты — одна из самых трагических и проникновенных страниц мировой поэзии.
Испившая все беспредельное унижение публичного позора и страдания от совершенных ею грехов, Маргарита лишилась рассудка. Простоволосая, босая, она поёт в заточении детские песенки и вздрагивает от каждого шороха. При появлении Фауста она не узнает его и съёживается на подстилке. Он в отчаянье слушает её безумные речи. Она лепечет что-то о загубленном младенце, умоляет не вести её под топор. Фауст бросается перед девушкой на колени, зовёт её по имени, разбивает её цепи. Наконец она сознает, что перед нею Друг. «Ушам поверить я не смею, где он? Скорей к нему на шею! Скорей, скорей к нему на грудь! Сквозь мрак темницы неутешный, сквозь пламя адской тьмы кромешной, и улюлюканье и вой…»

Она не верит своему счастью, тому, что спасена. Фауст лихорадочно торопит её покинуть темницу и бежать. Но Маргарита медлит, жалобно просит приласкать её, упрекает, что он отвык от неё, «разучился целоваться»… Фауст снова теребит её и заклинает поспешить. Тогда девушка вдруг начинает вспоминать о своих смертных грехах — и безыскусная простота её слов заставляет Фауста холодеть от ужасного предчувствия. «Усыпила я до смерти мать, дочь свою утопила в пруду. Бог думал её нам на счастье дать, а дал на беду». Прерывая возражения Фауста, Маргарита переходит к последнему завету. Он, её желанный, должен обязательно остаться в живых, чтобы выкопать «лопатой три ямы на склоне дня: для матери, для брата и третью для меня. Мою копай сторонкой, невдалеке клади и приложи ребёнка тесней к моей груди». Маргариту опять начинают преследовать образы погибших по её вине — ей мерещится дрожащий младенец, которого она утопила, сонная мать на пригорке… Она говорит Фаусту, что нет хуже участи, чем «шататься с совестью больной», и отказывается покинуть темницу. Фауст порывается остаться с нею, но девушка гонит его. Появившийся в дверях Мефистофель торопит Фауста. Они покидают тюрьму, оставляя Маргариту одну. Перед уходом Мефистофель бросает, что Маргарита осуждена на муки как грешница. Однако голос свыше поправляет его: «Спасена». Предпочтя мученическую смерть, Божий суд и искреннее раскаяние побегу, девушка спасла свою душу. Она отказалась от услуг дьявола.

В начале второй части мы застаём Фауста, забывшегося на зелёном лугу в тревожном сне. Летучие лесные духи дарят покой и забвение его истерзанной угрызениями совести душе. Через некоторое время он просыпается исцелённый, наблюдая восход солнца. Его первые слова обращены к ослепительному светилу. Теперь Фауст понимает, что несоразмерность цели возможностям человека может уничтожить, как солнце, если смотреть на него в упор. Ему милей образ радуги, «которая игрою семицветной изменчивость возводит в постоянство». Обретя новые силы в единении с прекрасной природой, герой продолжает восхождение по крутой спирали опыта.
На этот раз Мефистофель приводит Фауста к императорскому двору. В государстве, куда они попали, царит разлад по причине оскудения казны. Никто не знает, как поправить дело, кроме Мефистофеля, выдавшего себя за шута. Искуситель развивает план пополнения денежных запасов, который вскоре блестяще реализует. Он пускает в обращение ценные бумаги, залогом которых объявлено содержание земных недр. Дьявол уверяет, что в земле множество золота, которое рано или поздно будет найдено, и это покроет стоимость бумаг. Одураченное население охотно покупает акции, «и деньги потекли из кошелька к виноторговцу, в лавку мясника. Полмира запило, и у портного другая половина шьёт обновы». Понятно, что горькие плоды аферы рано или поздно скажутся, но пока при дворе царит эйфория, устраивается бал, а Фауст как один из чародеев пользуется невиданным почётом.

Мефистофель вручает ему волшебный ключ, дающий возможность проникнуть в мир языческих богов и героев. Фауст приводит на бал к императору Париса и Елену, олицетворяющих мужскую и женскую красоту. Когда Елена появляется в зале, некоторые из присутствующих дам делают в её адрес критические замечания. «Стройна, крупна. А голова — мала… Нога несоразмерно тяжела…» Однако Фауст всем существом чувствует, что перед ним заветный в своём совершенстве духовный и эстетический идеал. Слепящую красоту Елены он сравнивает с хлынувшим потоком сиянья. «Как мир мне дорог, как впервые полон, влекущ, доподлинен, неизглаголан!» Однако его стремление удержать Елену не даёт результата. Образ расплывается и исчезает, раздаётся взрыв, Фауст падает наземь.
Теперь герой одержим идеей найти прекрасную Елену. Его ждёт долгий путь через толщи эпох. Этот путь пролегает через его бывшую рабочую мастерскую, куда перенесёт его в забытьи Мефистофель. Мы вновь встретимся с усердным Вагнером, дожидающимся возвращения учителя. На сей раз учёный педант занят созданьем в колбе искусственного человека, твёрдо полагая, что «прежнее детей прижитье — для нас нелепость, сданная в архив». На глазах усмехающегося Мефистофеля из колбы рождается Гомункул, страдающий от двойственности собственной природы.
Когда наконец упорный Фауст разыщет прекрасную Елену и соединится с нею и у них родится ребёнок, отмеченный гениальностью — Гете вложил в его образ черты Байрона, — контраст между этим прекрасным плодом живой любви и несчастным Гомункулом выявится с особой силой. Однако прекрасный Эвфорион, сын Фауста и Елены, недолго проживёт на земле. Его манят борьба и вызов стихиям. «Я не зритель посторонний, а участник битв земных», — заявляет он родителям. Он уносится ввысь и исчезает, оставляя в воздухе светящийся след. Елена обнимает на прощанье Фауста и замечает: «На мне сбывается реченье старое, что счастье с красотой не уживается…» В руках у Фауста остаются лишь её одежды — телесное исчезает, словно знаменуя преходящий характер абсолютной красоты.

Мефистофель в семимильных сапогах возвращает героя из гармоничной языческой античности в родное средневековье. Он предлагает Фаусту различные варианты того, как добиться славы и признания, однако тот отвергает их и рассказывает о собственном плане. С воздуха он заметил большой кусок суши, которую ежегодно затопляет морской прилив, лишая землю плодородия, Фаустом владеет идея построить плотину, чтобы «любой ценою у пучины кусок земли отвоевать». Мефистофель, однако, возражает, что пока надо помочь их знакомому императору, который после обмана с ценными бумагами, пожив немного всласть, оказался перед угрозой потери трона. Фауст и Мефистофель возглавляют военную операцию против врагов императора и одерживают блестящую победу.
Теперь Фауст жаждет приступить к осуществлению своего заветного замысла, однако ему мешает пустяк. На месте будущей плотины стоит хижина старых бедняков — Филемона и Бавкиды. Упрямые старики не желают поменять своё жилище, хотя Фауст и предложил им другой кров. Он в раздражённом нетерпении просит дьявола помочь справиться с упрямцами. В результате несчастную чету — а вместе с ними и заглянувшего к ним гостя-странника — постигает безжалостная расправа.

Мефистофель со стражниками убивают гостя, старики умирают от потрясения, а хижина занимается пламенем от случайной искры. Испытывая в очередной раз горечь от непоправимости случившегося, Фауст восклицает: «Я мену предлагал со мной, а не насилье, не разбой. За глухоту к моим словам проклятье вам, проклятье вам!»
Он испытывает усталость. Он снова стар и чувствует, что жизнь опять подходит к концу. Все его стремленья сосредоточены теперь в достижении мечты о плотине. Его ждёт ещё один удар — Фауст слепнет. Его объемлет ночная тьма. Однако он различает стук лопат, движение, голоса. Им овладевает неистовая радость и энергия — он понимает, что заветная цель уже брезжит. Герой начинает отдавать лихорадочные команды: «Вставайте на работу дружным скопом! Рассыпьтесь цепью, где я укажу. Кирки, лопаты, тачки землекопам! Выравнивайте вал по чертежу!»

Незрячему Фаусту невдомёк, что Мефистофель сыграл с ним коварную штуку. Вокруг Фауста копошатся в земле не строители, а лемуры, злые духи. По указке дьявола они роют Фаусту могилу. Герой между тем исполнен счастья. В душевном порыве он произносит последний свой монолог, где концентрирует обретённый на трагическом пути познания опыт. Теперь он понимает, что не власть, не богатство, не слава, даже не обладание самой прекрасной на земле женщиной дарует подлинно высший миг существования. Только общее деяние, одинаково нужное всем и осознанное каждым, может придать жизни высшую полноту. Так протягивается смысловой мост к открытию, сделанному Фаустом ещё до встречи с Мефистофелем: «В начале было дело». Он понимает, «лишь тот, кем бой за жизнь изведан, жизнь и свободу заслужил». Фауст произносит сокровенные слова о том, что он переживает свой высший миг и что «народ свободный на земле свободной» представляется ему такой грандиозной картиной, что он мог бы остановить это мгновение.

Немедленно жизнь его прекращается. Он падает навзничь. Мефистофель предвкушает момент, когда по праву завладеет его душой. Но в последнюю минуту ангелы уносят душу Фауста прямо перед носом дьявола. Впервые Мефистофелю изменяет самообладание, он неистовствует и проклинает сам себя.
Душа Фауста спасена, а значит, его жизнь в конечном счёте оправдана. За гранью земного существования его душа встречается с душой Гретхен, которая становится его проводником в ином мире.
…Гете закончил «Фауста» перед самой смертью. «Образуясь, как облако», по словам писателя, этот замысел сопровождал его всю жизнь.